События, проходящие в Театральном центре "На Страстном"
на фестивале студенческих и постдипломных спектаклей "Твой шанс",
конечно, никакой классификации не поддаются - их слишком много. К тому
же не стоит сбрасывать со счетов, что студенческий спектакль - это,
прежде всего, внутренняя, учебная история, не всегда готовая, понятная
и художественно приемлемая для посторонних глаз. Зритель, как правило,
не участник и не педагог, а посторонний, пришедший пока еще (до
официального вручения студентам дипломов) в чужой монастырь со своим
уставом. В случае с иностранными спектаклями это замечание еще более
заостряется: другая страна, другой театр, другая программа обучения,
кто их знает, что они имели в виду своей постановкой.
 Вот, например, Национальная академия драматического
искусства им. Сильвио Д'Амико из Рима приехала в Тулу со своим
самоваром. Правда, не без хитрости: он оказался набит спагетти. Самовар
и спагетти не слишком сочетаются? Вероятно. Хотя изначально идея
поставить "Ревизор" как комедию дель-арте (режиссер Джованни Скакетти)
выглядит вполне себе блестящей. Элементы комедии положений, гротескные
типажные персонажи, экспрессионистский ход сюжета - фундамент более чем
достаточный. Актеры, чьи лица по правилам игры скрыты за масками,
наделяются внутри гоголевской пьесы головокружительной свободой -
свободой нелепого и по-настоящему анонимного зла.
Но инфернального зрелища, несмотря на зловещий красный
свет, тревожную пустоту черной сцены, разбросанные по залу чистые листы
бумаги и шизофренического Бобчинского-Добчинского, которого играл один
актер, не получилось. Вместо заявленного одного часа пятидесяти минут
спектакль шел два с половиной часа без антракта и выхолостил, кажется,
не только естественные человеческие потребности плакать и смеяться, но
и вообще саму способность испытывать что-либо.
"Ревизор" - заключительный из трех представленных на
фестивале итальянских спектаклей. Кроме него в программу входили
"Страхи концлагеря" (эмоциональный, кинематографический и единственный
обладающий изломанной линией кардиограммы спектакль) и тоскливо-ровные
нескончаемые "Возлюбленные" без музыки и без страсти по одноименной
пьесе Гольдони. На встрече со зрителями доцент кафедры актерского
мастерства Piccolo teatro di Milano и режиссер "Возлюбленных"
упомянул принципиальный для итальянского театра факт: "У нас нет
серьезной драматургической традиции. Нет английского XVII века, нет
французского XVIII, нет русского XIX и русского же XX. Поэтому обычно у
нас ставят либо итальянскую классику, либо играют переведенные пьесы".
Туда-сюда-обратно - безжалостная логика не только
лингвистического, но и культурного перевода делает текст (в том числе и
текст спектакля) натужным и формальным, словно пропущенным только что
через электронный переводчик. Анна Андреевна, наряженная в комбинезон
на голое тело, заходится в механической и беспробудной истерике;
Хлестаков, весь в черном, с зажатым телом и скрюченными, как при
церебральном параличе, пальцами соблазняет ее на сцене в самых лучших,
но все же почему-то реалистических традициях; Марья Антоновна скользит
между актерами тенью, замирая на минуты (в театре минута всегда идет за
час) в полной и необъяснимой неподвижности. По ходу действия
встречаются изобретательные эпизоды, включая и сам финал, когда о
прибывшем из Петербурга чиновнике сообщает актриса, появившаяся без
маски. Но финал многие зрители уже не увидели - не выдержали. Смесь
комедии дель-арте, биомеханики Мейерхольда и гоголевского смеха могла
бы стать взрывоопасной, а оказалась горьким театральным порошком - не
зажмурившись, не выпьешь. Но какое же это удовольствие - сидеть в
театре зажмурившись? Так только в студенческой аудитории можно сидеть -
на лекции.
|
